Как победить порядок и навести бардак
Даже то сухое изложение экономической политики Альенде по нейтральным источникам, которое мы привели, заставляет усомниться, что подобные эксперименты могли закончиться чем-то иным, кроме экономической катастрофы. Опираясь далее на книгу советника правительства Народного Единства Эдварда Бурстина [5], разберём следующие направления политики Альенде:
- Национализация
- Накачка экономики деньгами
- Монополия внешней торговли
- Контроль цен
- Перераспределение доходов в пользу трудящихся
«Не съем, так понадкусываю»
Вот что писала программа Народного единства по поводу национализации:
«Процесс преобразования экономики начинается с проведения политики, призванной создать доминирующий государственный сектор, состоящий из предприятий, которые уже принадлежат государству, и предприятий, которые будут экспроприированы. В первую очередь будут национализированы те основные богатства, которые, как, например, медь, железо, селитра и другие полезные ископаемые, находятся в руках иностранных капиталистов и местных монополий. Таким образом, в национализированный сектор войдут:
1) предприятия по добыче меди, селитры, йода, железа и каменного угля;
2) финансовая система страны, особенно частные банки и страховые компании;
3) внешняя торговля;
4) крупные торговые предприятия и монополии;
5) промышленные монополии, производящие стратегические материалы;
6) вообще все те отрасли, которые обусловливают социально-экономическое развитие страны, например производство и распределение электроэнергии, железнодорожный, воздушный и морской транспорт, средства связи, добыча, переработка и сбыт нефти и ее производных, включая жидкий газ, металлургия, цементная, нефтехимическая, крупная химическая, целлюлозная и бумажная промышленность» [5].
Следует сказать, что сама по себе идея о национализации отдельных секторов в чилийской экономике возникла в попытке решить две застарелые проблемы. Первая состояла в том, что многие секторы экономики страны были монополизированы (что естественно для такой небольшой страны) и, пользуясь своим монопольным положением, они устанавливали высокие цены на свою продукцию и услуги. В результате монополисты получали высокие прибыли, а их потребители и поставщики были «обделены» по сравнению с тем, сколько бы они получали в условиях конкурентного ценообразования; производство же монопольных товаров оставалось ниже оптимального. Национализация, после которой государственные чиновники будут напрямую задавать предприятию производственные планы, – один из способов решения подобных проблем; другим способом является ценовой контроль или изъятие сверхприбылей при сохранении частной собственности монополиста.
Вторая проблема чилийской экономики состояла в высокой прибыльности нескольких секторов, пользующихся естественными преимуществами Чили в виде запасов минеральных ресурсов и благоприятного климата. Прежде всего, речь идёт об экспортных отраслях – добыче селитры и меди. Высокая прибыльность добычи сырья не только влекла несправедливое распределение дохода и постоянный вывоз части его за границу, но и замедляла развитие остальной экономики в силу эффекта «голландской болезни» (см., например, [2]). Доальендовские правительства Чили пытались изъять сверхприбыли привилегированных секторов с помощью фискальных механизмов – специальными налогами, дискриминационным валютным курсом и т.д., а также «на добровольно-принудительной основе» приобретало акции добывающих компаний, не влезая непосредственно в управление ими. Правительство Народного Единства руководствовалось принципом «своя рука – владыка» и считало, что если командовать компаниями начнут государственные чиновники, то вся прибыль пойдёт государству, да и работать эти компании станут с большей оглядкой на интересы страны.
Однако в процитированной программе национализации проступают не только эти прагматические соображения – в ней видна и какая-то религиозная подоплёка, мистическая вера во всесилие государственного управления и святость государственной собственности. Прежде всего, смущает её всеохватность. Конечно, при желании «стратегической» можно назвать любую отрасль, любую экономическую деятельность, «стратегической» можно назвать любую продукцию или услугу. Видно, что именно так и поступили экономисты «Народного Единства», включив в список первоочередной национализации «вообще все те отрасли, которые обусловливают социально-экономическое развитие страны», то есть всё, что пришло в голову авторам программы на момент написания и придёт потом. Даже страховые компании в их мировоззрении были стратегическими.
Очевидно, что составители программы рассматривали национализацию как панацею и дальше самого акта национализации не смотрели. Если бы у них были конкретные идеи, какие именно задачи должны решать национализированные секторы промышленности, они бы могли добиться того же самого с помощью тех или иных мер государственного регулирования этих секторов, независимо от формы собственности. Но таких идей у них, судя по всему, не было: они исходили из лозунга «ввяжемся в бой, а там посмотрим».
Реализация же программы национализации на практике превзошла все опасения. Уже через полгода после вступления в должность, в первом послании конгрессу 21 мая 1971 года «Альенде указал на такие важные достижения, как переход в государственный сектор железорудных и селитряных рудников, текстильных фабрик, банков, цементного завода, издательства, и заявил: «Мы действовали решительно»» [5]. После этого была национализирована добыча меди, при этом президент поручил при расчёте компенсаций вычесть сумму сверхприбылей, полученных компаниями с 1955 года. Сверхприбыль определялась как превышение прибылей, полученных компаниями, над прибылями в других районах мира. А поскольку эта сумма превышала номинальную стоимость компаний, то прежним собственникам вообще ничего не было заплачено.
Кроме того, был национализирован банковский сектор, чёрная металлургия, сборочные автомобильные заводы, закрытые компаниями «Форд» и «Дженерал моторс» из-за убыточности, цементные компании, заводы по производству сушёного и копчёного мяса, компания по выпуску пива, десятки разорившихся мелких предприятий. «Когда правительство Народного единства пришло к власти, государство владело предприятиями, дававшими 10% промышленного производства. К середине 1972 года принадлежавшие государству предприятия выпускали 40% всей продукции, производимой в стране. Национализация меди, селитры и железной руды обеспечила правительству контроль над 90% экспорта. Переход к государству банков дал ему возможность распоряжаться кредитом и усилил контроль, который оно уже имело, над валютными операциями» [5]. Но режиму и этого было мало: проламывая сопротивление оппозиции через юридические изыски (вплоть до обращения к позабытым декретам 40-летней давности) и наплевав на здравые голоса в самой коалиции, правительство продолжало экспроприации и в 1973 г.
Неудивительно, что в результате реализации такой программы не удалось достичь вполне здравых целей национализации – преодоления монополизма и изъятия природной ренты. Нет никаких признаков, что национализированная часть экономики стала приносить стране больше пользы, чем до национализации. Вместо сосредоточения в государственных руках сверхприбылей монопольных и сырьевых секторов, правительству пришлось финансировать убытки разросшегося государственного сектора за счёт эмиссии и налогов с других секторов. (Напомним, в 1973 г. убытки госсектора привели к дефициту в 22% ВВП.) Конечно, отчасти это стало следствием искусственного сдерживания цен на продукцию национализированных предприятий, но негативный вклад внесло и ухудшение управления ими. Правительству следовало подумать, стоит ли запускать сборочные заводы «Форда» и «Дженерал Моторс», если даже компании-основатели не нашли возможным продолжать там производство.
Ко всему прочему, национализация шла намного дальше и без того радикальных планов правительства. Например, в периоды обострений политической обстановки – антиальендевских стачек и попытки переворота, предпринятой неким майором Супером в июне 1973 г., – рабочие захватывали предприятия в свои руки и объявляли об их национализации. Призывы правительства вернуть владельцам предприятия, захваченные в ходе мятежа Супера, были проигнорированы, то есть Альенде не контролировал и своих сторонников. Как пишет Э.Бурстин, правительство проигнорировало даже мнение Коммунистической партии, которая «считала, что следует “повернуть штурвал”.
«Особенность современного положения, — отмечал [один из лидеров чилийской Компартии] Орландо Мильяс, — состоит в том, что в соотношении сил произошел сдвиг не в пользу рабочего класса и правительства Народного единства вследствие ошибок, допущенных в политике и экономике... Было бы фатально продолжать увеличивать число наших врагов; напротив, мы должны идти на уступки и, по меньшей мере, контролировать определенные социальные слои и группы...»
Нам следует не разглагольствовать, указывал Мильяс, по поводу отраслей, которые мы предлагаем перевести в государственный сектор в будущем, а улучшить управление и повысить эффективность работы тех, которые государство уже имеет» [5].
Особую роль сыграло и стремление Альенде «оставить с носом» западных инвесторов. Необходимо сказать, что чилийская медная промышленность в то время – это совсем не то же самое, что российские нефтедобывающие компании в 90-х, практически бесплатно унаследовавшие бывшую государственную собственность. Производство меди было полностью начато на основе инвестиций, технологий и знаний западных компаний. Сколько из прибылей приходится на заслуги компаний, на их знания и технологии, – зависит от того, что сами чилийцы смогли бы сделать без чужой помощи. А вовсе не от нормы процента в других странах. Прежние чилийские правительства стремились к взаимоприемлемому компромиссу с американскими инвесторами, потому что лучших не находило. Но вот приходит Альенде и говорит, что прежний компромисс ничего не значит, что он может задним числом вычитать «сверхприбыли» этих компаний, посчитанные по тем принципам, которые ему, Альенде, кажутся наиболее правильными.
Совершенно понятно, что рассчитывать после этих «фокусов» на благосклонное отношение США, гражданам которых принадлежала национализированная в Чили собственность, режиму Альенде не стоило. Поговаривают, что Россия организовала свержение президента Бакиева в 2010 г. за куда более мелкое прегрешение – невыполнение устного обещания о закрытии американской военно-воздушной базы. А сейчас российский МИД пытается убедить абхазские власти вернуть экспроприированную у российских граждан недвижимость, не считает это внутренним делом Абхазии. Не стоило чилийскому Народному Единству и рассчитывать на гражданский мир с теми чилийскими промышленниками, у которых забирали предприятия и доводили их потом до ручки некомпетентным управлением. Обо всём этом газета «Нью-Йорк таймс» деликатно предупреждала ещё 3 февраля 1971 года:
«Дипломаты из Соединенных Штатов, находящиеся в Чили, официально предостерегли чилийских официальных лиц, что правительственный план национализации доли американских компаний в медной промышленности мог бы серьезно повредить отношениям между двумя странами... Обеспокоенность официальных кругов Соединенных Штатов формой национализации американских компаний является... основным фактором, определяющим возможность продолжения “корректных отношений” между администрацией Никсона и левым правительством д-ра Альенде» [5].
Итак, программа масштабной национализации, предусмотренная правительством Народного Единства, изначально была контрпродуктивной затеей с точки зрения её эффекта для народного хозяйства, даже если рассматривать чисто экономический аспект проблемы. Такое полномасштабное начинание, в отличие от прицельной выборочной национализации с чёткими экономическими целями в каждом конкретном случае, не приводило к повышению национального дохода и не улучшало состояние бюджета. А в политическом аспекте широкомасштабная национализация, направленная радикалами по пути экспроприации без компенсации, вызвало закономерное сопротивление «экспроприируемых» в самой стране и вполне ожидаемое (и отчасти справедливое) противодействие новому чилийскому режиму со стороны правительства США. Ко всему прочему, экспроприации и задержка Чили платежей по ранее взятым обязательствам породили серию судебных исков против Чили со стороны пострадавших иностранных компаний. Последовавший арест чилийских счетов в США, а в некоторых случаях и запрет торговых сделок с партиями чилийских товаров, подорвал возможности внешней торговли страны.
Провал блицкрига
Поразительной чертой экономической политики правительства Альенде стало его сосредоточение на мерах, дающих краткосрочный эффект при сомнительных долгосрочных перспективах. Как пишет Э.Бурстин, с самого момента прихода ко власти правительство Народного Единства намеревалось «стимулировать экономику путем усиленного накачивания денег в нее и перераспределения доходов в пользу трудящихся и сдержать инфляцию путем прямого контроля над ценами. Намечалось увеличить правительственные ассигнования на общественные работы и жилищное строительство. В 1971 году заработная плата и жалованье были повышены в связи с ростом стоимости жизни в большей степени, чем обычно. Почти для всех это повышение по меньшей мере компенсировало 35-процентное увеличение стоимости жизни в 1970 году; для низкооплачиваемых прибавка была существеннее — их минимальная зарплата возросла на 66%...
Значительное повышение зарплаты и увеличение занятости привели к сдвигу в распределении национального дохода. Доля получавших зарплату и жалованье в нем возросла с 54% в 1970 году до 59% в 1971 году. Возросли затраты трудящихся на потребительские товары — многие бедняки могли теперь позволить себе есть мясо, покупать приличную одежду» [5]. (Заметим, что некоторые статистические данные по чилийской экономике, приводимые в разных процитированных источниках, отличаются на 1-2%, но динамика их совпадает.)
В этом описании следует отметить сразу несколько моментов. Сама по себе возможность подтолкнуть в краткосрочной перспективе развитие экономики, увеличив государственные расходы путём денежной эмиссии, не оспаривается экономистами и сейчас. Накачка экономики деньгами приведёт к росту спроса по всем товарам, и если финансовая сфера страны не очень развита, то производители будут воспринимать возросший спрос как возможность больше заработать на своей продукции в реальном выражении. Они посчитают оптимальной более высокую загрузку своих предприятий и увеличат производство. Но как только избыточные запасы продукции на складах истощатся, а немного увеличившееся производство не будет покрывать значительно возросший спрос, новый баланс спроса и предложения приведёт к повышению цен. Производители увидят, что реальное вознаграждение за их продукцию такое же, как и раньше, и вернутся к прежнему уровню загрузки предприятий. Но теперь они уже будут включать в свои планы инфляционные ожидания, полученные в результате горького урока, и если вдруг новое правительство решит снизить накачку экономики деньгами, то по тем же причинам экономику ждёт временный спад (см., например, [6]). В случае Чили благоприятный период накачки экономики деньгами, пока он не обернулся ускоренной инфляцией, продлился целый 1971 год, для поддержки дальнейшего роста правительству Альенде приходилось печатать всё больше и больше денег, но к 1973 году и это не помогло – экономический рост прекратился.
Соответственно, когда правительство Пиночета попыталось в 1975 году снизить галопирующую инфляцию путём ограничения госрасходов, то экономика страны претерпела вполне ожидаемые в этой ситуации спад и рост безработицы [7]. Вообще-то, режим Пиночета допустил много ошибок в экономической области, в частности, универсализацию таможенных тарифов и установление их на низком уровне, что привело к обвалу 1982 года. Но всё-таки, надо признать, что поначалу, в 70-е годы, он «разгребал» наследие предшественников, а сам своим преемникам подобную «свинью» не подкладывал. Критикуя Пиночета, апологеты Альенде прибегают к «последнему аргументу» – таким макроэкономическим показателям как промышленное производство, ВВП, безработица. В самом деле, только к концу правления Пиночета ВВП превзошёл уровень, достигнутый в 1972 г. Но какой ценой был обеспечен высокий двухлетний рост ВВП и снижение безработицы при Альенде? Промышленники загружали свои предприятия больше оптимального, рассчитывая сбыть товары по определённым ценам, рабочие нанимались на работу, рассчитывая на определённые зарплаты. А потом оказалось, что из-за инфляции, разогнанной печатным станком, полученные ими деньги стоят заметно меньше, чем они рассчитывали! Этот прирост был основан на обманутых ожиданиях: знай промышленники и рабочие заранее о предстоящей инфляции, они бы не захотели такого «счастья». Этот более высокий уровень производства не отвечал реальным пожеланиям масс. В конце концов, можно в какой-то стране принудительно установить 60-часовую рабочую неделю вместо традиционной 40-часовой, производство и доходы вырастут, только вот будет ли от этого лучше народу? Повышение ВВП, полученное путём обмана предпринимателей и работников либо путём влезания в долги, не является благом.
С политической же точки зрения разогревать экономику печатанием денег в первый же год пребывания у власти просто глупо. Можно ещё понять (но не оправдать) такие действия накануне выборов, чтобы либо добиться победы дорогой ценой, а потом выплачивать цену, либо свалить проблему на преемника-победителя. Предпринимать же популистские действия, которые бьют бумерангом по президенту уже в первой половине его срока – сущее безумие.
Таким образом, попытка Альенде ускорить экономический рост с помощью денежной эмиссии была откровенной авантюрой, рассчитанным на краткосрочный эффект и победу на промежуточных выборах, которая позволила бы продавить новую Конституцию. «Финансовый блицкриг» неизбежно вёл к серьёзным проблемам в последующие годы, когда правительству пришлось бы останавливать инфляцию и вызванную ей нестабильность. В долгосрочном плане эффект от этой меры отрицательный.
Но есть кое-что и похуже. Дело в том, что накачка экономики деньгами была осуществлена так, что потом одумавшемуся правительству было сложно ликвидировать установившийся дефицит. Мало того, попытки контролировать цены разбалансировали всю экономику.
Апологеты Альенде связывают бюджетные проблемы чилийского правительства с падением цен на медь (с 70 до 46 центов за фунт с июля 1970 по январь 1971 года), вызванными, как считается, распродажей Соединёнными Штатами стратегических запасов. При этом забывается, что исходная высокая цена была вызвана конъюнктурой Вьетнамской войны: в 1964-1970 годах цена на медь выросла на 45% на лондонском рынке и на 81% в Нью-Йорке [5]. Рассчитывать на сохранение высокой цены на длительный срок и брать на бюджет завышенные обязательства было недальновидно. Для первого года правления было вполне достаточно повысить доходы малообеспеченных не на 66%, а на 11%. А так – уже к концу 1971 г. Альенде растратил 300-миллионные валютные резервы и ему пришлось задержать 80-миллионную выплату по долгам (в долларах).
Повышение зарплат, проведённое правительством Народного Единства, легло не только на бюджет. Оно означало обязанность предпринимателей платить своим рабочим не ниже этой суммы. До тех пор, пока прочие издержки предпринимателей оставались низкими, а высокий спрос позволял сбывать больше продукции, предприниматели обеспечивали эти зарплаты и даже нанимали новых рабочих. Но как только цены стали расти, а в стране проявился экономический хаос, выразившийся в нарушении системы поставок, оказалось, что продолжать производство с такими же высокими зарплатами невозможно. Предприниматели стали закрывать свои заводы и фабрики. Левые политические силы, нацеленные на социалистическую революцию, не желали разобраться с реальными причинами происходящего и воспринимали такие действия хозяев предприятий как саботаж. Тогда рабочие захватывали предприятия и объявляли об их национализации. Правительство шло у них на поводу и финансировало функционирование убыточного национализированного предприятия.
Сама по себе организация субсидирования убыточных отраслей оставляла желать лучшего. Её портило «наследованное неразумное разделение полномочий и ответственности между министерством экономики и Центральным банком как на главную причину, ведущую к усилению и без того большого дефицита, создавшегося на государственных предприятиях. Министерство экономики имело полномочия устанавливать более низкие цены на производимые ими товары, не неся при этом никакой ответственности за борьбу с дефицитом, к которому вели такие цены. Центральный банк нес ответственность за финансирование дефицита, не имея полномочий устанавливать цены, которые вызывали дефицит» [5]. Когда частные предприятия начали нести убытки, «им пришлось обратиться к банкам за финансовой помощью. Центральный банк ввел громоздкую процедуру, с помощью которой он надеялся контролировать предоставление кредита частным компаниям. Они должны были представить доказательства того, что их потребность в средствах не вызвана намеренными действиями владельцев предприятий или неэффективностью управления ими. Однако по мере роста издержек из-за роста инфляции стало невозможно определить, попала ли компания в затруднительное положение по вине ее владельца или по другим причинам. Центральный банк должен был либо дать разрешение коммерческим банкам на предоставление займов, требуемых компаниями на покрытие своих дефицитов, либо допустить, чтобы эти компании обанкротились и выбросили на улицу своих рабочих. Такие займы не возмещались или выплачивались из других, более крупных займов. Могли ли компании погасить их, если не была решена главная проблема, вызывавшая дефицит?» [5].
Ясно, что всё это не прибавляло устойчивости чилийской экономике. Если убыточны отдельные предприятия, то государство может финансировать за счёт других секторов их дальнейшую работу. Но если массово убыточен чуть ли не весь госсектор, составляющий половину экономики страны, если массово убыточны частные предприятия, то надо полностью менять систему ценообразования, снижать зарплату и разобраться с другими причинами высоких издержек. По одёжке протягивай ножки.
(Окончание см. тут.)